|
Когда свежеиспечённый лейтенантик Саша Мнацаканов (Мнацаканян) получил свой первый
танк, то экипаж немного удивился, что командир всегда носит с собой не
вполне приличный танкисту нож. Ну, кавказская кровь, да.
Экипаж тоже этим делом заинтересовался — знаете, если командира
уважают, то и подражают ему тоже. Попутно командир всерьёз занимался
обучением своего экипажа вовсе уж, вроде, ненужной танкистам рукопашке и
применению ручных гранат. Нет, оно положено было такому учить, но вы ж
сами знаете разницу в армии между «положено» и «старательно». Вот свой
экипаж Саша учил старательно.
Потому, когда под городишком Каменск немецкое противотанковое орудие в
паре десятков метров от своей позиции вынесло тридцатьчетвёрке ведущее
колесо и «разуло» развернувшийся боком от этого зубодробительного удара
танк, события пошли совсем не так, как артиллеристы ожидали. Они успели
второй болванкой поджечь вставшую машину, после чего выскочивший первым
из полыхающей тридцатьчетвёрки с гаечным ключом в руке мехвод, с досады,
наверное, запулил в противотанковый расчет этот самый инструмент.
Вероятно, немцы приняли летящий предмет за гранату, потому как грамотно
укрылись, подарив этим несколько драгоценных секунд экипажу,
выскакивающему горохом из пылающего танка.
Дальше
пошло совсем неожиданно для панцербрехеров. Повыпрыгивавшие из
механического костра как были — в горящей одежде, тушить её было
некогда, а по январской погоде одеты были тепло, многослойно и огонь
пока ещё не шибко припекал сквозь слой ваты, — танкисты атаковали
орудийный расчёт, швырнув по дороге пару настоящих гранат в ровик и
ввалившись на позицию в виде огненных чертей. И взяли очумевших
артиллеристов в ножи. Рукопашная схватка с ножами и пистолетами в упор
была короткой, но злой и жестокой, противотанкистов вырезали, захватив
орудие в полной исправности. Да еще и с запасом снарядов. После этого
затушили одёжку и обнаружили, что лейтенант спёкся — у него сильно
обгорело лицо и после драки отекало всё сильнее, он уже и видеть не мог.
Вот тут мне не совсем ясно: обычно писали, что он ослеп, но врачи
сумели за несколько месяцев восстановить зрение.
Ну, тут возможны варианты — например, могли образоваться спайки между
веками, тогда их надо очень аккуратно иссекать. Чтобы человек мог
просто открыть глаза. Может быть, ещё ранение какое было, с проблемами в
неврологической области. Нервы ведь тоже восстанавливаются, хотя и
очень медленно.
В общем, так или иначе, а по излечению Мнацаканов попал уже на
Ленинградский фронт, получил КВ, но на КВ служил не слишком удачно, не
нравилась ему эта неповоротливая шарманка, да ещё и ухитрился экипаж
ухнуть не то в волчью противотанковую яму, не то в крупную воронку. Танк
воткнулся стволом в землю, застрял намертво, пришлось спешно
эвакуироваться с ничейной земли, сняв самое ценное — пулемёты, прицел,
замок от орудия и тэ пэ, а потом возиться, выдергивая стылую тушу под
огнём... Перевод на средний танк был принят с радостью. И как раз на
Т-34 Мнацаканов очень неплохо поработал.
Прославился же Александр Сидорович во время снятия блокады, в
известном рейде по замыканию кольца вокруг немецких войск, ещё державших
огрызки блокады Ленинграда. Самое главное — тут была собрана немецкая
дальнобойная артиллерия, постоянно долбившая по городу.
При снятии блокады наши как раз ломали все рубежи немецкой обороны,
понагороженные тут за три года. При этом рассекали немецкие войска
танковыми ударами, образуя мешки теперь уже для германских войск. Как
раз удар танков и пехоты от Красного Села на Кипень и Ропшу, навстречу
ломившейся с Ораниенбаумского пятачка 2-й ударной армии, должен был
посадить в мешок Петергофско-Стрельнинскую группировку немцев. Отрезать
от снабжения, не дать эвакуировать массу ценнейшего оружия и снаряжения.
Тут одних дальнобойных сверхорудий было за сотню. В общем, надо было
накормить немцев тем же блицкригом, что они летом 41 устроили. Только
всё происходило зимой. На местности, богатой болотами, ручьями и
речушками, покрытой снегом местами по пояс, с серьёзно оборудованными
рубежами немецкой обороны.
Удалось выбить немцев из Красного села. Потери понесли весьма
печальные. Приказ — пробиваться на Кипень и Ропшу, а вариантов с гулькин
нос. Потому что там, где ехать удобно — у фрицев хорошо оборудованные
узлы обороны, набитые противотанковыми средствами и с добротными минными
полями. И будет как перед Красным селом, где пришлось немецкую оборону
прогрызать, теряя машины и людей. А вот идти не по готовым дорогам — не
получится. В Дудергофе немцы плотину взорвали, затопили ледяной водой
местность, да ещё в придачу железнодорожная ветка забита вагонами — и
получился такой непроходимый для танков забор, баррикада на рельсах. Вот
и выбирай, как помирать.
Мнацаканову поручили командование передовым отрядом бригады. И было у
него в этом отряде четыре Т-34 (всё, что в батальоне осталось), да три
Т-26, да с бору по сосенке три взвода самоходок разного калибра — по три
штуки на взвод. Всего на круг 16 машин разного вида, сборная команда.
Ещё автоматчиков дали и сапёров — как танкодесант. И в общем, настроение
у приданных поганое, потому как через стоящие вплотную вагоны не
пролезешь. А идти в лоб по пристрелянному шоссе... Командир тем временем
вспомнил, как работал на железной дороге и полез в стылую воду, которой
налито уже было от щиколотки и до уровня «этих самых... вам по пояс
будет». В общем, решение он нашёл — удалось вагоны расцепить, по
отмеченному вешками пути подобраться к железной дороге танкам, и
аккуратно вагоны, на буксир взятые, так раздёргать, что получилась
дырочка — аккурат танку пролезть. И пролезли.
Сам Александр Сидорович тут же отметил, что после такого начала
подчинённые приободрились, команды стали выполнять с охотой и даже
расщедрились — совершенно незнакомые экипажи притащили сухую одежду и
обувку, чтоб переоделся и ехал дальше в сухом, а у самоходов и
«согревающее» нашлось. Поехали дальше, а следом — держась в трёх
километрах — шла вся бригада. Без проблем проскочили до поселка Телези, и
тут-то передовой отряд накрыло — и артогнём и пулемётами, сшибло
несколько человек десанта, защёлкало по броне. Опорный пункт в деревне.
Деваться с дороги было некуда: тут и танк завязнет, потому решили и
здесь нестандартно — включили фары, увеличили скорость. Гансы огонь
прекратили — колонна-то шла оттуда, где танки советские пройти не могли,
потому приняли за своих, ведь мешанина была преизрядной. За это и
поплатились — передовой отряд открыл огонь, только въехав в деревню,
зато огонь плотный, благо было по кому стрелять, к тому же безнаказанно —
линию артиллерийских ПТО колонна проскочила и довольно быстро выскочила
из деревни, наведя там шухер и вызвав панику — даже в темноте было
видно, как особенно нестойкие морально немцы из деревни разбегаются,
завязая в снегу, различимые как клопы на простыне.
Можно было бы переть дальше, на Русско-Высоцкое, но сзади шла бригада
и ей бы досталось от ПТО в Телези. Потому передовой отряд развернулся и
атаковал деревню с тыла, где орудий не было. Перед этим в башню
постучали танкодесантники — у одного из них разворотило ППШ не то пулей,
не то осколком, потому танкистам пришлось ему отдать свой автомат; в
1944 году уже все танкисты знали, что без пехотного прикрытия — каюк.
Чертыхаясь, немецкие панцербрехеры выкатывали свои орудия из ровиков,
разворачивали их в сторону наглецов... Тут на них с неприкрытой уже
дороги, сзади и вывалились основные силы бригады. Погром был полный,
артиллеристы и выстрелить не успели, да и невозможно из тяжёлого ПТО вот
просто так бахнуть посреди улицы, если сошники не вкопаны — прыгнувшим
при отдаче орудием весь расчёт покалечит. Разбегавшихся из деревни по
снежным полям стало ещё больше. Разбираться с ними было некогда, надо
было замыкать кольцо окружения и побыстрее. Рванули на Русско-Высоцкое и
там напоролись: досталось настолько издалека и такими калибрами, что
поняли — там Тигры или зенитки. Потеряли два танка и три самоходки,
огонь такой плотный, что без артиллерии не расковыряешь.
Приняли решение обтечь и опять атаковали с двух сторон. Тяжёлый был
бой, но и Русско-Высоцкое заняли. Передовой отряд, изрядно поредевший,
двинул дальше. Выскочили к Кипени, а там войска колоннами и танков до
чёрта. Мнацаканов полез пеше в разведку, взяв с собой несколько
автоматчиков. Если в Кипени немцы — то паршиво, слишком много. А наши
должны быть дальше — до Ропши ещё катить и катить. Смотрели,
прикидывали. Ракеты там в Кипени пускают, деревня почти вся горит. А боя
нет. Непонятно. Наконец точно убедились — свои. Встретились, наконец, с
2-й ударной армией, с её авангардом. Радировали. И, судя по всему,
информацию ждали — времени прошло совсем немного, а уже Москва голосом
Левитана оповестила страну, что историческая операция по снятию блокады с
Ленинграда победоносно завершена! Но это Левитан в Москве сказал, а тут
в мешке оказалось поболе двух дивизий вермахта, и им в мешке было
неуютно, они из него рвались, не считаясь с потерями. Публика-то
серьезная подобралась, и эсэсовцев много — и «Нордланд», и «Нидерланд» с
«Полицаем», да и вермахтовские были хороши.
Дрались очень упорно, прекрасно понимая, что за блокаду их по головке
не погладят. Ну, не любят их тут. И, надо сказать, пленных нацистов и
впрямь взяли мало — около 3000 всего. Но это потом, а пока надо было
заправиться, пополнить боезапас, перекусить и хоть немножко поспать.
Приказ не заставил себя ждать — группе Мнацаканова было поручено
оседлать важную развилку дорог и взять под контроль мост, перекрыв таким
образом один из выходов выдирающимся из мешка разгромленным немецким
войскам. Самого командира подбодрили тем, что представляют к ордену
«Красного Знамени» за ночной рейд. Поредевшая группа покатила выполнять
приказ и ещё не доехала до развилки почти километр, как передовая
тридцатьчетвёрка, шедшая в виде головного дозора, с грохотом и хрустом
встала как вкопанная посреди дороги и, чуть помедлив, полыхнула дымным
костром, хорошо ещё экипаж успел горохом мелким ссыпаться из танка.
Тяжёлый дым поволокло злым холодным ветром почти по земле. К танку
Александра тем временем добрались командир и мехвод с горящей машины.
Доклад оказался неутешительный — минимум два тяжелых танка Тигр стоят за
мостом через глубокий овраг и держат дорогу под прицелом.
Поразмыслив, Мнацаканов послал группу сапёров с толом по дренажной
канаве в обход, а сам на своей тридцатьчетвёрке, прикрываясь дымом и
пылающей машиной, выдвинулся вперёд, чтобы прикинуть дальнейшие
действия. Танк уже подошёл к воняющему горелой солярой и железом
кострищу, как вдруг из дыма вылез угловатый здоровенный силуэт. Один из
двух Тигров точно так же выдвинулся, прикрывшись дымом, и встреча была
неожиданной для обеих сторон.
Выстрелили почти одновременно, немецкий снаряд долбанул, словно
кувалдой в колокол, и на счастье ушёл рикошетом, советский точно так же
взвизгнул, отскочив от брони Тигра. Рассчитывать на такое везение при
втором выстреле тяжеловеса было глупо, и мехвод Миша Буриков, резко
газанув, прижал Т-34 вплотную к врагу. У немца длина пушки — пять
метров, за габариты танка она вылезает больше чем на два метра. А Т-34
сам длиной в шесть метров, потому, когда стоит вплотную, Тигре стрелять
никак не получится. Немецкий мехвод это тоже сообразил и двинул махину
вперёд, стараясь раздавить наглого противника, или хотя бы повредить ему
ходовую. Буриков отреагировал мгновенно, сдав задом и не отходя слишком
далеко.
Начался тяжеловесный смертельный вальс. По скорости и маневренности
тяжеленная кошка уступала середнячку Т-34, потому как только кошак
тормознул и дёрнул назад, чтоб получить возможность стрельнуть в упор —
Буриков опять оказался вплотную, в мёртвой зоне. Тигр дернулся снова
вперёд с доворотом, стараясь отжать вёрткую тридцатьчетверку за пределы
защищавшей её от второго Тигра горящей машины, рядом с которой оба врага
и вальсировали. Тогда бы вторая Тигра увесистым снарядом расправилась с
унтерменшами, но Буриков сам был не промах и старался маневрировать
так, чтобы подставить Тигру бортом нашим самоходам. При этом оба
«танцора» сами старались прикрываться друг другом от возможного
стального пудового болвана со стороны своих болельщиков.
Кончилось дело внезапно и очень неловко для немецких панцерманнов: во
время одного из разворотов Тигр соскользнул всей гусеницей с
обледеневшей бровки придорожного кювета и величественно завалился боком в
этот самый кювет, намертво сев брюхом на кромку, завязнув быстро и
наглухо. Поставив свою машину в безопасном месте за полыхавшей
тридцатьчетвёркой, экипаж Мнацаканова перевел дух. Тигр сидел в канаве,
как пойманный в ловчую яму мамонт, и ни черта не мог сделать. Некоторое
время панцерманны ещё вертели башней, причем пушка то топырилась в серое
небо, то возила дульным тормозом по земле. Но ясно было, что теперь их
оружие бесполезно, а дураков лезть в тот узенький сектор, где пушка ещё
была опасной, на этом участке местности не водилось.
Танкисты удивились, когда увидели рядом своих автоматчиков. Те
порадовали приятной новостью: пехоты при втором Тигре не было, а экипаж
так увлёкся вальсом своего напарника у горящей тридцатьчетвёрки, что
совершенно пролопушил визит сапёров. Те не упустили представившегося им
шанса, и теперь от второго Тигра остался искорёженный металлолом, правда
вот, тола у саперов не осталось совсем. Погорячились немножко. Зато
результат впечатляет. Что теперь делать — неясно, но не расстреливать же
самоходам в упор практически исправный трофей?
Основная часть группы тем временем оседлала развилку, у Тигра осталась машина командира и часть автоматчиков.
Тигр опять покрутил башней и замер. Тем временем автоматчики споро,
но осторожно, не подставляясь под танковый пулемёт, приволокли за ручки
деревянный ящик с патронами, который выглядел вполне грозно, как будто
был с толом, и деловито стали «минировать» опозорившегося гиганта.
Мнацаканов, встав так, чтобы его точно видели, но не могли прищучить из
пулемёта, убедительно показал сидящим в перекошенном тяжеловесе
противотанковую гранату.
Пантомима оказалась действенной — люк на башне Тигра с лязгом
открылся, и оттуда высунулась рука с тряпкой, цвет которой небрезгливый
человек мог бы с натяжкой назвать белым. А потом, один за другим, из
танка стали вылезать немцы. Мнацаканов ещё успел удивиться, что как-то
много народу лезет из машины, куда больше экипажа, как его опалило
словно поросёнка и, кувыркнув неодолимой силой, шмякнуло о мёрзлую
землю. Когда он с трудом пришёл в себя, автоматчики выдавали плюхи и
затрещины с пинками сдавшимся немцам за нехорошие манеры — ишь, стрелять
после сдачи в плен. А тех, как легко было убедиться, оказалось куда
больше, чем положено по штату для танка Тигр. Да и сбродные были немцы,
причём отчего-то частью офицеры. Когда контуженному командиру немножко
полегчало и даже стало что-то слышно, выяснилось, что стоявшего в позе
триумфатора Александра обидел кто-то из сдавшихся немцев, то ли
случайно, то ли нарочно выстрелив напоследок из пушки. Мнацаканов стоял
вне зоны действия пулемёта, да и орудие не могло в него попасть, но вот
вылетевшими вбок и назад при выстреле из этой 88-миллиметровой дуры
пороховыми газами, причем не всеми, а той частью, что отразилась от
боковых выступов дульного тормоза, его неслабо контузило. Зато, кроме
экипажа тяжёлого танка, в плен попал и начштаба разгромленного пехотного
полка, и несколько штабников того же полка инфантерии, которым не
повезло удрать на танке с документами.
Помнится, слыхал, что наши тридцатьчетвёрки не получили дульные
тормоза на пушки именно потому, что предполагалось их использование с
танкодесантниками, а если поставить дульные набалдашники, то при
выстреле сдувать десант с брони будет.
Тигр оказался совершенно исправен, заправлен, были патроны к
пулемёту, вот снарядов оказалось маловато, да с рацией разобраться не
получилось, связь по ней не наладили, хотя она вроде и была исправна.
Возникла мысль: воспользовавшись темнотой, использовать трофей и
устроить пробку на проходившем неподалёку стратегически важном шоссе.
Опытный мехвод Лозовский оказался вполне готовым вести и этот танк,
набрали самых опытных танкистов в экипаж и дёрнули на Тигре к шоссе.
Мимо заслона немецкого удалось проскочить, по своему они стрелять не
стали, а на шоссе вклинились в сплошную колонну прущих из мешка
грузовиков, тягачей, повозок и всякого разного, что бежало потоком, как
зверьё от лесного пожара. Застенчиво и невинно танкисты стали давить и
спихивать с шоссе подворачивавшиеся под гусеницы машины и повозки, в
обстановке общего беспорядка это проходило без особых последствий. Но
надо было устроить надёжную пробку, а на ровном месте битые и давленые
машины препятствием не становились. Слишком просто их сдвинуть и
спихнуть в кюветы, освобождая полотно дороги. Вот когда выехали на
участок, где дорога довольно круто спускалась в низинку, а по
противоположному склону осторожно на пониженной передаче карабкались
тягачи с пушками на буксире, — поняли, что это именно то, что надо.
Из-за сложности подъёма по скользкой дороге в низинке скопилось много
техники, сзади тоже напирали. А выезжать было непросто, да ещё
артиллеристы раскорячились и замедлили процесс. Мнацаканов со товарищи
начал с штабной машины, из которой то и дело выскакивал руководивший
переездом офицер. Для начала раздавили машину с руководителем, который
ещё пытался махать руками, когда его машину стали плющить — не мог себе
представить, что это Иваны. Потом открыли огонь по тем, кто взбирался по
противоположному склону, и изрешечённые пулями тягачи под грузом пушек
съехали обратно, туда, где запертыми оказались другие машины и повозки.
Кто мог — пытался объехать. Тем более, сразу не поняли, с чего это МГ
заработал. Когда поняли — рванули кто куда и завязли намертво в снегу на
обочинах шоссе. Что-то загорелось, что-то сцепилось железом накрепко.
А Тигр молотил и молотил, создавая в низинке кучу покалеченной
техники, намертво забившую шоссе. Развернулись, добавили тем, кто
сгрудился сзади танка. Пробка получилась добротной, её потом наши саперы
три дня разгребали, так всё перекрутилось в этой низинке. Началась
паника. Тигр, потратив весь боезапас до нуля и убравшись подальше от
места побоища, опять же проскочил мимо немецких орудий. На этом везуха
кончилась, потому как наши насовали в Тигр снарядов, когда поутру
танкисты стали выбираться к своим. Пробить не пробили, но экипаж
контузили добротно, а уж Мнацаканову после недавней контузии совсем
солоно пришлось.
Тигр опять захватили как трофей; удалось обойтись без жёстких мер, а
те, кто танк опять захватил, сильно расстроились, что в нем уже сидят
поспевшие первыми. Мнацаканов ещё пытался доложиться начальству, но был
так плох, что и говорить не мог, мычал что-то, а затем свалился без
чувств, чего потом сильно стыдился. В общем, не по-кинематографически
триумф получился.
Разве что сгодился бы для кино эпизод, когда перед отправкой в
госпиталь Александра навестил комбриг Проценко и, убедившись в том, что
подчинённый оглох совершенно и не может понять, что ему в ухо кричат,
нарисовал перед ним на снегу характерный контур Звезды Героя.
  | +7 |
|
 Простая ссылка: |
|
 Html ссылка: |
|
 ВВ ссылка: |
|
|
Добавил: 
Просмотров: 475 | 
Загрузок: 0
| 
Рейтинг: 
bestarchive
Vkontakte
Facebook
Написать комментарий: 0
